— Да, уж, — только и сказал на это Грач и замолк. Лишь его руки привычно из одной в другую перекладывали пятнадчики.

Теперь и Вепрь с Грачом стали разглядывать всю Васину десятку и их пленников с таким же нездоровым любопытством, с каким до этого их разглядывал Куч.

— Вообще-то, справедливости ради надо сказать, — наконец, подал голос мога нападения, — Дайкаров простой люд действительно часто называет темными эльфами.

Вепрь согласно кивнул, осматривая маленького пленника с головы до ног.

— Грач, подсветите-ка нам его, — попросил он.

Грач-ловкач выбрал одну из монет с оплеткой, держа за нить, вытянул перед собой и прошептал приказ. Монета засветилась, а вместе с ней засветилась, до этого скрытая под одеждой, послужная дорожка «липового» эльфа.

Дорожка его оказалась зеленой, и это прямо указывало, что он мога, а кроме того, начинаясь, как и у всех на левом запястье, она проходила по всей левой руке, захватывала плечи и спускалась до другого запястья на правой руке. Хотя точное значение образов, из которых она было прописана, Вася не знал, некоторые из них, например, много раз повторяющийся череп с костями, говорили сами за себя.

— Послужной списочек впечатляет, — сообщил Грач.

— Ты десятник отделения? — Вепрь обратился к Васе.

— Так точно.

— Видишь корневое изображение на левом запястье?

— Змея с отростками, вставшая на хвост, — доложился Вася

— Слушай меня, десятник. Эти отростки называют капюшоном. Змея называется кобра. Это знак гильдии наемных убийц. Этот маленький дайкар, которого ты принял за эльфа, один из самых опасных убийц в средиземье.

Вепрь помолчал немного, оценивая насколько хорошо до Васи дошел смысл его слов. А Вася дураком не был, до него и так уже докатило, почему этот маленький и беззлобный с виду эльф, постоянно внушал ему такую подспудную тревогу.

— А теперь скажи мне, — и тут Вепрь неожиданно добавил силы в голос, — Как ты умудрился, я даже не говорю выследить и взять его силами одной единственной копейской десятки, а хотя бы вообще догадаться о его существовании?

— Его Макарка заметил, — Вася твердо решил Ольху не выдавать ни при каких условиях, — А мы его вообще поначалу не видели, только бугая вот этого.

— Макарка? — переспросил Вепрь и перевел взгляд на Куча.

— Он в пластунах у меня, — подтвердил сотник не без гордости, — Паренек прозорливый.

— Ну, что ж, — сказал Вепрь, смягчаясь, — Либо сегодня этим парням боги удачу лопатой нагребали, либо этот дайкар спешил так сильно, что напрочь утратил бдительность.

— А скорее всего, — добавил Грач, — И то и другое вместе.

— Ладно, ребята. Можете выдохнуть и расслабиться. За пойманного дайкара объявляю благодарность. И раз уж вы умудрились его взять, считаю своим долгом пояснить вам еще кое-что.

Вепрь снова обвел взглядом Васину десятку.

— Полагаю, воспоминания о том, как мы брали заговоренную крепость еще свежи? Вижу, что да. Так вот. Мога, который творил заклятие того замка так и не был пойман. Очень уж ловок да быстр оказался, — ротный атман с прищуром посмотрел на дайкара, — А, напомните-ка мне Грач, что означает вот этот значок в послужном списке «маленького эльфа». Да-да. Вон та змея, обернутая вокруг чаши?

— Мастер ядовитых проклятий, — тут же ответил Грач, — И я с вами полностью согласен, Вепрь, возможно перед нами сейчас стоит именно тот самый мога.

Уже ночью, когда они сидели после ужина у костра, глядя на пламя, Вася вспоминал весь прошедший день, неожиданно оказавшийся таким богатым на события. Он еще ощущал остаточное покалывание на левом предплечье, там, где Грач поставил нифрилом ему, как и всей остальной десятке новый рисунок: «рука, хватающая летящую стрелу».

Был ли этот знак общепринятым в вооруженных силах или дока нападения выдумывал эти знаки сам, Вася не знал, а Аким сказал, что в уставном реестре такого знака не видел. Он прикинул, что если еще столько же знаков сколько уже есть сейчас поставить на предплечье, то послужная дорожка достигнет локтя, и тогда он сможет рассчитывать на прибавку в довольствии. Потому что таких бойцов уже считают опытными, прошедшими через бои и оставшимися в живых. Таких прямо так и называют: «локтями».

Глава 29

Глава 29. В гостях у королевы.

Ефим опирался о борт ладьи и глядел на серую водную гладь северного озера. Услышав за спиной приближающиеся шаги, он оборачиваться не стал, и без того зная, кто мог к нему подойти.

— И чего не сошел со всеми? — спросил он, не отводя взгляда от воды.

— А, успеется, — Прохор усмехнулся, — Достоишь вахту, вместе сойдем.

— Может я и вовсе не пойду. Чего я в их горностаевом городе не видел?

— Вот же тебя, Ефим… а зачем еще в походы ходить, кроме как на мир посмотреть? — Прохор встал рядом и тоже облокотился о борт, — И возвращался бы с мужиками в деревню. А то можно подумать, я тебя сюда силком тащил.

Прохор лукавил. Силком он, конечно, не тащил, но что уговаривал Ефима, это было. Когда они, уже расторговавшись с чухами, стали собираться на возврат, то увидали парус головной ладьи княжеского каравана. Думали, что всего лишь помашут рукой проходящему мимо флоту, но случилось так, что князь захотел причалить, и пришлось задержаться. Ефим князя раньше не видел, а вот Прохор в прежние времена ходил на восток под его началом, и Верес его припомнил.

— Так ты что же, Прохор, — спросил Верес, пожимая ему руку, — Из этих мест что ли?

— Так точно, атман. Вот с мужиками на Белрогу ходили. Только-только с мена.

Завязался разговор. Прохору пришлось рассказывать про торговлю с чухами. Все-то князю знать надо было: и какой монетой чухи чаще рассчитываются, и в какую цену какие товары берут. Ефим в разговоре не участвовал, но просто взять и отойти в сторону не решался, опасаясь, что могут счесть за неуважение. Так и стоял рядом болванчиком пока князь разговаривал с Прохором.

— А что, Прохор, — вдруг обратился к нему Верес, — Не скучаешь по нашим походам?

— Скучаю, есть такое. С тобою, князь, чего греха таить, скучно никогда не бывало.

Верес рассмеялся и хлопнул Прохора по плечу:

— Так пошли со мной. В средиземье. Молодежь брать мне, сам понимаешь, не по стати, а вас матерых мало у меня.

Тут уже стали подходить и другие прежние боевые товарищи. Прохор расчувствовался. Ефима тоже в долгу не оставили. Среди дружинников нашлись и его бывшие однополчане. И так получилось, что и его уже стали зазывать. Мол посмотришь на средиземные диковины, да князь монетой не обидит, да на тамошних базарах для жены присмотришь такое, чего здесь и во сне не приснится, а с весенней водой мол вернемся, так что пахоту не пропустишь. А Прохор, старый лис, хоть уже и решил для себя все сразу, делал вид, будто без Ефима не пойдет, и вроде как сам того не заметив, тоже стал его уговаривать. Так Ефим оглянуться не успел, как опять вступил в дружину.

За старшего вместо себя Прохор оставил Герася, ему же передал наменянный у чухов нифрил. Особых наказов мужикам оставлять нужды не было, Ефим лишь потрепал по холке вола Баньку и взошел на ладью с легким сердцем. Он понял, вдруг, что возвращаться в деревню совсем не хочет и походу с князем только рад.

Быстро полетели деньки, на княжей службе дружиннику всегда занятие находится. Ефим и не заметил, как добрались по воде до соседнего королевства и вот уже бросали якоря у причала в оживленном озерном порту.

— А что думаешь, долго наш князь у горностаевой королевы прогостит? — спросил он Прохора.

— Это вряд ли. Леха сказал, сбирались в спешке. Что-то срочное у него в средних землях. Не сегодня так завтра стронемся.

— Ну, раз так, как смена заступит, сходим в город, — решился Ефим, — Поглазеем, какое тут житье-бытье. Чтоб было что в деревне потом рассказать.

— Вот это другое дело, — обрадовался Прохор, — В портовый кабак пойдем. Гульнем как положено.

Верес действительно торопился и задерживаться здесь не собирался, даже несмотря на королевское гостеприимство Карины. Ладьи еще только швартовались у пристани, а на берег уже примчался почетный караул во главе с гвардейским капитаном. Князь отмахнулся от своего начстража, объявил полдня свободного времени, и едва ступив на твердую землю, уже усаживался в присланную карету, запряженную четверкой белых лошадей. Что-что, а в вопросах дипломатического протокола королева горностаев, на людях по крайней мере, проявляла исключительную щепетильность.